— «Кто, кто?» — девчонка негромко рассмеялась. — Человек — вот кто!
— Что ты здесь делаешь?
— Твист танцую — не видишь?
Девчонка вышла из угла.
— Сейчас ты запоешь!.. — выкрикнул я и осекся.
Теперь я узнал ее. Это была та самая «вчерашняя», черненькая с танцплощадки. Только почему мне вчера показалось, что у нее длинные глаза? Они же совсем круглые.
Девчонка оглядела меня с ног до головы.
— Ты — кондуктор? — спросила она.
— Нет…
— А кто же?
Я совсем забыл, что работаю на железной дороге.
— Никто… — проговорил я. — Просто человек…
Девчонка усмехнулась.
— Ну, тогда садись, человек. — Она указала на вертящееся кресло. — Будь как дома.
Тревога ее совсем прошла. Она опасалась, видно, только кондуктора. Девчонка вгляделась в мое лицо.
— Тебя как зовут? — спросила она.
— Сергей… А что?
— Обозналась, показалось — знакомый.
Склонившись к приборной доске, девчонка при свете лампочек посмотрела на циферблат ручных часов.
— В Узловой когда будем, не знаешь?
— Где?
Она просто не понимала, что случилось. Наверное, забралась в тепловозы на Сортировочной. Наши ребята часто ездят до Узловой на товарных поездах.
— В Узловой… — проговорил я. Я не хотел ее пугать. Надо было как-то осторожно объяснить. — Не попадешь ты в Узловую…
Девчонка вскинула брови.
— Это почему? Я сама на станции слышала — эти тепловозы в Узловую перегоняют.
— Не попадешь ты в Узловую! — в отчаянии повторил я.
— Может быть, ты скажешь, куда я попаду? — снисходительно улыбаясь, спросила девчонка.
Она была спокойная, аккуратная. А я стоял перед ней растерзанный, с заплаканным лицом, в перепачканной рубашке. Это было ужасно унизительно.
— На тот свет! — выпалил я. — К черту в лапы! Ясно?
Я ждал — она испугается, но девчонка только покривила рот и сказала:
— Это кто же черт? Ты, что ли? Похож.
Я чуть не задохнулся. Но объяснять было некогда. Состав шел все быстрей.
— Прыгай! — крикнул я. — Скорей!
Я схватил ее за руку, подтолкнул к двери. Девчонка вцепилась другой рукой в какой-то рычаг. Оторвать ее было невозможно. Отчаянным усилием она вырвалась и отскочила в угол.
— Не имеешь права! — тяжело дыша, крикнула она. — Не имеешь никакого права на ходу с поезда выкидывать! Бандит! У меня мама больная, я за лекарством в Узловую еду! Вот погляди!
Она ткнула мне в нос какую-то бумажку.
— Ты понимаешь…
— Не подходи! — крикнула девчонка. — Стой, где стоишь!.. Погоди, я еще пожалуюсь кому следует. Тогда узнаешь!
Ее аккуратная прическа растрепалась, снисходительная улыбочка исчезла. Но такой она тоже мне нравилась. Даже еще больше.
— Слушай, — сказал я. — На этих тепловозах никого нет. Понимаешь? Никого! Только мы!
— А машинист?
— Нет машиниста.
— А где же он?
— Не знаю… Сошел с ума, напился, улетел на Марс. Надо прыгать!
— Брось, — сказала девчонка, поправляя прическу. — Не выкручивайся. Прыгай сам, а я погляжу.
Она опять усмехнулась прямо мне в лицо. Это было уж слишком. У меня даже страх пропал.
Я молча распахнул дверь и спустился на подножку. Я знал, что теперь спрыгну. Обязательно. Будь, что будет! Я подогнул ноги, глубоко вздохнул…
Цепкая рука схватила меня за воротник. Я рванулся. Полетели пуговицы рубашки.
— Пусти!
Но девчонка не отпускала. Моя решимость таяла с каждой секундой.
Я поднялся в кабину. Девчонка стояла рядом. Даже сквозь стук колес я слышал ее дыхание. Я старался не смотреть на нее.
— Дурак!
Она коротко, по-детски, всхлипнула.
На большом слегка изогнутом щите диспетчерской Узловой вспыхивали разноцветные лампочки. Красные и зеленые светофоров, белые — перемещающиеся огоньки поездов. Белых огней было много. Но внимание всех собравшихся в диспетчерской было приковано лишь к одному из них. Мигая, он передвигался по щиту от Сортировочной к Узловой.
По телефонным проводам метались голоса:
— Переведите 13-й скорый на второй путь…
— Задержите выход 29-го…
— Освободите первый путь для прохода неуправляемых тепловозов…
— Черт с ней, с матчастью! — человек горячился, и становился заметным его кавказский акцент. — Эти тепловозы такое натворят на магистрали — потом год не расхлебаем! У нас пассажиры, понимаешь, мы отвечаем за их безопасность!..
— Что ты предлагаешь, Георгий? — перебил старший из собравшихся в диспетчерской. — Конкретно.
— Сбросить! Найти подходящее место, где они беды не наделают, перевести вручную стрелку и под откос! Вполне конкретно!
Георгий энергично рубанул воздух, показывая, как тепловозы будут аккуратно лететь под откос.
Из темноты на мгновение выскочил освещенный домик блокпоста возле переезда. У шлагбаума стояли встревоженные люди. Они смотрели на проносящиеся мимо тепловозы.
Я метнулся к двери. Я хотел крикнуть, подать знак. Но домик и переезд тут же исчезли.
Темнота снова обступила кабину. Только горели три разноцветные лампочки на панели управления: две красные, одна зеленая, сообщая что-то о работе машин. Рядом зашевелилась девчонка. Она шарила рукой по кнопкам и рычагам щита.
— Что ты хочешь? — спросил я.
— Зажечь свет, — сердито ответила девчонка. — Здесь такая темень… У тебя спичек нет?
Я чуть не ударил себя по лбу. Как я раньше не догадался? Надо было зажечь свет в кабине. Тогда бы люди заметили!
Спичек у меня не было, и пришлось долго шарить при тусклом свете лампочек, прежде чем я нашел три кнопки освещения. Я так волновался, что не сразу смог нажать одну из них.
Свет почему-то вспыхнул за окном. Яркий луч прорезал темноту. В полосе света убегало назад полотно дороги. Горел прожектор, укрепленный снаружи над кабиной.
— Что же ты? — нетерпеливо сказала девчонка.
Я нажал соседнюю кнопку. Теперь свет зажегся в кабине. Я даже на мгновенье зажмурился. А когда открыл глаза, то увидел, что девчонка пристально разглядывает меня. На лице ее было странное выражение. Не то тревоги, не то изумления.
Она смотрит на меня так же, как вчера вечером в саду. Все. Узнала…
Я отворачиваюсь. Мы долго молчим.
— Ты все это выдумал? — спрашивает она наконец.
— Что?
— Эту чепуху про машиниста?
Что бы я сейчас ни сказал, она все равно не поверит.
— Выдумал, — говорю я.
И мы снова молчим. Только грохочет состав.